Отечественная экономика находится то в ситуации перманентной стагнации, то неустойчивого роста. Очевидно, что и 2018 год не стал прорывным. Более того, часть экспертов склонна считать, что в скором времени не только российскую, но и глобальную экономику в целом накроет очередной полномасштабный кризис.
Автор: Пронько Юрий
В нашем случае ситуацию усугубляют антироссийские санкции и падение уровня жизни населения. Почему во внешней политике у России есть очевидные успехи, мы защищаем свои национальные интересы и свой суверенитет, а в части развития экономики нам похвастать особо нечем? В чем причины? Есть ли выход на траекторию устойчивого развития?
На эти и другие ключевые вопросы Царьграду ответил президент Торгово-промышленной палаты России Сергей Катырин.
Сергей Катырин. Причин несколько. Вы упомянули внешний фактор, санкции и т.д. Они, конечно, достаточно серьезное влияние оказывают на нас, хотя, как в поговорке российской, «не было бы счастья, да несчастье помогло». По некоторым аспектам мы должны быть благодарны санкциям. Посмотрите, как у нас рвануло село с введением этих санкций. А точнее сказать, с российским ответом на эти санкции. Сегодня село на экспорте уже превосходит оборонно-промышленный комплекс. И перспективы там, в принципе, необъятные, если дальше такими темпами развивать это направление. И страну накормить, и возможности есть дальше в этом направлении двигаться.
Мы по многим другим вещам начали заниматься импортозамещением, по некоторым направлениям закрылись или почти закрылись. В транспортном машиностроении мы не зависим практически ни от кого. Серьезно нарастили в фармацевтике, в автомобилестроении достаточно самостоятельно можем работать. Но даже не это главное. Главное, мне кажется, что санкции поменяли ментальность российских и политических, и экономических элит. Ушло мнение, если что, мы там денег займем, если что, мы там купим технологию, оборудование.
Наступил такой этап, когда все стали понимать, что не купим и не займем, полагаться надо на себя и диверсифицировать рынки. Нужно работать по всем направлениям, потому что как только нам закрыли рынки заимствования Западная Европа, США, оказалось, что у нас не очень-то и развита возможность позаимствовать на других рынках. Во многом, если не с нуля, то с низкого старта, что называется, начали разрабатывать эти направления и искать возможности заимствования в арабском мире, в Китае, на других рынках.
Несомненно, отсутствие заимствования на рынках, где мы раньше всегда заимствовались, нанесло достаточно серьезный урон нам, потому что у нас не только финансовый сектор в лице государства, но и наши крупные компании, корпорации привыкли занимать под низкий процент длинные деньги, практически под честное слово. Потому что отработаны связи уже были, крупные корпорации выходили в банковский сектор, и европейские, и американские, что называется, друг друга знали в лицо, как у российских купцов было принято: по руками ударили, и сделка заключена.
Юрий Пронько. Но этот канал перекрыли?
С.К. Да, перекрыли. Конечно, у нас корпоративный долг и до санкций был, суммарный долг - и государственный, и корпоративный, где-то на 700 млрд. И он сразу уменьшился на 200 млрд. Особенно корпоративная часть уменьшилась. Заимствований уже нет, надо только отдавать и т.д. И в этом плане внешний источник для инвестиций достаточно серьезно просел. Приходится опираться на собственную финансовую структуру, где, к сожалению, у нас пока длинных и дешевых денег не очень много.
Ю.П. Это причина того, что мы видим по итогам текущего года минимальный рост того же ВВП? Кстати, и на 2019-й тоже минимум ставится - 1,3%. Ну что это?
С.К. По итогам года мы, может, выйдем где-то на 1,6%. Но это, конечно, не самый великий показатель. Винить Запад во всех бедах было бы тоже несправедливо. Из-за того, что мы всегда полагались на них, мы не очень здорово развивали свою инфраструктуру финансирования, кредитование. У нас огромный банковский сектор. Финансы, которые там накоплены, по-моему, раза в 2,5 больше, чем у государства. То есть это огромные возможности для инвестирования, для финансирования.
Ю.П. Но не инвестируют же!
С.К. 8%.
Ю.П. Смешная цифра.
С.К. Это инвестиции в основной капитал. В развитых экономиках это 40-50%. Там тоже присутствуют инвестиции из разных источников, не только из банковского сектора. Но это мизер, тем более для нашей страны.
Вторая часть - это ставки, по которым можно эти деньги получить. Все эксперты говорят: оптимально для того, чтобы начать инвестировать активно в основной капитал, это где-то 7% на руки. А вообще активное бурное развитие при 5%. Тогда уже идет в рост, в будущее и т.д. Но у нас сегодня 8% - это только ставка ЦБ. А на руки уже 12%.
Ю.П. И госпожа Набиуллина уже заявила о том, что ставка будет повышаться.
С.К. Это понятно, у нее задача сдержать инфляцию. Ожидание очередных санкций и так далее влияет на мнение и потенциальных инвесторов, и тех, кто работает на рынке. И, естественно, она пытается обезопаситься от этой инфляционной составляющей.
Ю.П. А с точки зрения развития экономики?
С.К. Вы же понимаете, чем выше ставка, тем, с точки зрения развития экономики, меньше шансов эти средства получить, использовать их активно. Уже нужно думать о том, каким образом нам стимулировать финансовые структуры, те, которые обладают ресурсом, чтобы они все-таки не только краткосрочными кредитами занимались с физическими лицами и вклады их накапливали, но и долгосрочными инвестициями.
Ю.П. В том-то и дело, что не занимаются. Последние отчеты крупнейших банков говорят о том, что гигантская доля приходится на потребкредитование. А корпоративный сектор проседает.
С.К. Это, что называется, закон экономики. Каждый хочет получить максимальную прибыль.
Ю.П. Но это странная ситуация, ведь госбанки сейчас де-факто управляют процессом.
С.К. Большей частью, да.
Ю.П. Либо аффилированные с государством структуры играют в какие-то кошки-мышки с тем же государством. Путин говорит везде и всюду: поактивнее. Но они президента особо не слышат.
С.К. Законодательство одно для всех. Неважно, какой ты банк, государственный или частный. Они играют по тем правилам, которые в государстве есть.
Ю.П. Но когда им нужны деньги, они вспоминают, что они все-таки государственные банки, и бегут на Неглинную.
С.К. Тогда надо, чтобы государство думало, на каких условиях оно дает деньги тем, кто бежит к ним. Надо выстроить программу, как использовать эти деньги, на что, под какие проценты и т.д. На мой взгляд, мы насоздавали достаточно много институтов развития. Когда Татьяна Алексеевна Голикова возглавляла Счетную палату, она приводила цифры, я был очень серьезно смущен, что у нас порядка 30 таких институтов.
Мне пальцев двух рук не хватило, чтобы посчитать те, которые я знаю. Возникает вопрос, что это за институты. Туда вливаются деньги, а как они используются, почему о них никто не знает или знает какой-то узкий круг. Нужно провести анализ всех созданных структур такого рода. Если уж они называются институтами развития и нацелены на развитие предпринимательства и экономики России, то, наверное, предпринимательство должно знать обо всех этих институтах. А мы знаем лишь Фонд развития промышленности, самый прозрачный и самый понятный.
Ю.П. С самым небольшим бюджетом относительно других институтов.
С.К. Но самый эффективный, на наш взгляд. Мы знаем, как туда проекты поступают со всей страны. У нас есть возможность через наши 180 палат отбирать проекты, отстаивать точку зрения на экспертном совете и так далее. Все чисто и прозрачно. Это проекты бизнеса регионов, мы просто помогли их отобрать, довести до ума и представить в совет Фонда развития промышленности. Принимается коллегиальное решение, какие проекты финансировать, какие - нет.
Мы видим, какие заработали проекты, какие уже запущены из тех, которые когда-то начали финансировать, они уже и деньги отдают. Сейчас возникла Корпорация малого бизнеса. Тоже понятно, какие она инструменты создает, как они должны работать, тоже достаточно прозрачный институт.
Фонд Бортника, у него сложное название, но мы его по автору и первому руководителю называем. Еще несколько таких институтов, которые мы знаем, что это за институты, как они работают и для каких целей. А по остальным очень сложно.
Ю.П. При этом тратятся десятки, может, даже сотни миллиардов.
С.К. Может, не надо по одним и тем же направлениям несколько институтов иметь. Может, лучше сосредоточиться на каком-то одном, сделать его прозрачным, понятным для бизнеса, чтобы они понимали, как до него добраться, как оттуда средства и возможности получить.
Если уж мы заговорили об институтах развития, их создано достаточное количество. Сегодня достаточно серьезно РЭЦ начал работать, уже появились какие-то результаты, началось финансирование проектов, которые нацелены на экспорт нашей продукции. Но для того, чтобы все это работало в первую очередь внутри страны, конечно, нужны инвестиции, нужны средства.
Ю.П. Что мешает, если в банках лежат триллионы рублей? Я вам могу сказать что. Если ЦБ предлагает банкам для абсорбции денежной массы, как они считают, излишней в экономике, под 10% депозиты, вообще ничего не надо делать.
С.К. Они и не делают.
Ю.П. Они ничего и не делают! Мы снова упираемся в то, что надо подправить ту политику, которая сейчас проводится в экономике и финансах.
С.К. Думаю, да. Если мы говорим о прорывном развитии, а именно такие задачи обозначил президент, без корректировки финансовой системы страны это сделать практически невозможно. Вот у нас Фонд национального благосостояния, в нем серьезные средства сосредоточены, они мертвым грузом лежат, обесцениваются с годами, но не работают на экономику совсем. Это тоже возможность, которая есть.
У нас, если брать суммарно и внешний, и внутренний долг государства, это где-то не больше 15%. Вполне безопасная вещь до 30-40% этот долг доращивать, с тем, чтобы деньги вбросить в экономику, в инвестиции. У нас ведь с инвестициями проблемы. В отличие от, например, развитых стран и тех, кто шагает вперед, у нас инвестиции в основной капитал 17-18% сейчас от ВВП. А инвестиции в экономику знаний где-то в районе 13%. У американцев экономика знаний, по-моему, порядка 40%, у Китая и у других - порядка 30%. И где-то 20-30% - это инвестиции в основной капитал.
Ю.П. Мы по-прежнему догоняем, и это означает, что проигрываем?
С.К. Мы пока не очень сильно догоняем. Потому что у нас пока совсем невеликий процент, тем более в экономику знаний. Все понимают, что это будет определять будущее страны, будущее экономики в том числе. В этом плане надо посмотреть.
Естественно, это неразрывно связано и с действиями государства с точки зрения финансирования той же науки. НИОКР - у Китая 2,1% ВВП, у США 2,7%, у Израиля и у Южной Кореи 4%. У нас и 1% нет. Это тоже один из показателей.
Структура этих средств, которые в НИОКР направляются. В западном мире в развитых странах где-то 70 на 30. 70% - это частный капитал, 30% - государство. У нас ровно наоборот.
Ю.П. Надо развивать венчурный бизнес, есть же разные формы, как стимулировать данный процесс.
С.К. Согласен. Самая большая проблема, и в советское время она, кстати, была, у нас всегда была масса изобретателей, талантливых людей, неимоверное количество. Говорят, японцы из нашего детского журнала «Хочу все знать» брали изобретения и у себя внедряли. Но от изобретения до внедрения в реальную экономику, до выхода на рынок у нас просто пропасть какая-то, которую преодолеть очень сложно.
У нас в Торгово-промышленной палате была встреча с президентом Академии наук, разговаривали о многих темах. И как раз одна из тем, которую и президент РАН видит, и в академическом мире видят эту «мертвую зону». На первом этапе изобретения исследования финансирует государство, на последнем этапе, когда появилось изделие, его увидели на рынке, его раскрутку финансирует уже бизнес дальше, а вот эта мертвая зона - его никто не финансирует. Государство считает, что свою функцию выполнило, дальше уже частный сектор. А частный сектор говорит: мы не видим, что это такое, пощупать-то пока невозможно.
Ю.П. Сейчас ожидается второй пакет санкций или третий уже. Теперь они нам грозятся санкциями «из ада».
С.К. Да, сами американцы так назвали.
Ю.П. Вы говорите, это привело к некой уверенности в себе, в возможности перезапуска. Но я смотрю новые данные по оттоку капитала, он в три раза увеличился за последний квартал. Если брать последние 10 месяцев, более $42 млрд ушли. По оценке ВЭБа, будет более 60 млрд по году. Это в разы больше, чем прогнозировали госпожа Набиуллина и ее команда. Я сейчас не злобствую, что чиновники ЦБ не могут смоделировать ситуацию. Но разве это уверенность в собственной стране?
С.К. Это вещь, которая вызвана, в первую очередь, внешним давлением. Я полагаю, и те санкции, которые состоялись, и ожидание новых, «адских», никак не связаны с уверенностью или неуверенностью. Почему вы решили, что все выводится российскими предпринимателями?
Ю.П. Вы думаете, это выход и иностранных инвесторов?
С.К. И те и другие. Я не говорю, что только иностранные инвесторы, и с российскими это, вполне возможно, происходит. Говоря об уверенности, я говорил немножко о другом. О том, что сегодня мыслительное направление уже нацелено большей частью на себя, в том числе надо думать о том, каким образом сделать так, чтобы они не уходили, а оставались здесь. Уверенность должна быть не только у элиты, в том числе политической, но и у экономической, и особенно у тех, кто этими средствами обладает.
Ю.П. Но элита все-таки определяет правила игры, согласитесь. Это те люди, которые влияют на экономические, политические и финансовые процессы. На ваш взгляд, нынешняя бизнес-элита, она, скорее, пророссийская? Или в силу того, что многие из этих людей вышли из 90-х, дорвались до возможности приобрести что-то, застолбить там позиции, они смотрят на Запад? Понятно, что там их никто не ждет, по большому счету они не нужны. Достаточно посмотреть на господина Абрамовича, которого выперли из Великобритании, потом из Швейцарии, не знаю, как он будет управлять своим бизнесом в этих странах.
С.К. Есть разные бизнесмены, как вы правильно заметили, и те, которые своеобразным образом получили доступ к своему капиталу во время приватизации и залоговых аукционов, и те, к счастью для нас, кто сделали сами себя.
Ю.П. Их больше? Не тех, кто через залоговые аукционы получил активы?
С.К. С точки зрения количества точно больше. С точки зрения владения капиталом - не уверен, что больше.
Ю.П. Но ситуация меняется. Их «подвешивают» на Западе все больше и больше.
С.К. Тут, может, даже не столько с точки зрения выяснения чистоты получения средств, а больше желание надавить на экономические российские элиты, чтобы показать: не слушается нас ваша власть, не хочет делать так, как нам надо, мы вас прижмем, пощипаем, заставим отчитаться, где вы взяли деньги, как этот капитал нажит, как он попал к нам в Великобританию. Это попытка через бизнес надавить на власть.
Ю.П. Приведет ли это к репатриации капитала?
С.К. Я надеюсь, этому будут способствовать последние шаги, которые были сделаны по островам Русский и Октябрьский. Правда, я не уверен, что завтра хлынут все, но когда припекать начало, некоторые товарищи уже приняли такие решения.
Ю.П. Но в этих соглашениях есть пункт, что, возможно, это не осуществится в силу многогранности данного вопроса.
С.К. Это вопрос времени и того, каким образом будет все это происходить и дальше. Все-таки возможности созданы, и говорить о том, что мы бы вернулись, но нам некуда, не приходится, теперь и у нас свои острова есть.
Ю.П. Вы и ваши коллеги работаете в России по полной, что называется, я имею в виду фискальную нагрузку. А есть некие очень влиятельные ребята, которые говорят: нет, мы в страну, из которой все черпаем, не вернемся, если вы нам не создадите особые налоговые, правовые и иные условия. Вас это не удивляет как руководителя крупнейшего бизнес-объединения страны?
С.К. Нет, не удивляет. Если мы начнем смотреть хронологию событий и того, что сложилось в государстве, станет понятно, что такие резкие движения, «давайте завтра у них все конфискуем», они через кровь пойдут.
Ведь до 2000 года все это уже было на всяких островах и во всяких офшорах зарегистрировано, выведено и так далее. Дальше начались попытки создать условия, чтобы все-таки капитал возвращался. Тогда, может, условия были вольные, никто ни на кого не наступал, если только сами между собой что-то делили, а государство практически стояло в стороне, кто что хотел, то и вытворял. Вот тогда это было удивительно. Потом, когда все это сложилось, в одночасье всех вернуть, я даже не очень представляю себе, какими методами можно было это сделать.
Началась поэтапная работа по тому, чтобы создавать условия, чтобы работали здесь. Еще на съезде где-то в 2004 году Владимир Владимирович произнес знаменитую фразу, может, сейчас многие уже забыли, он посоветовал как раз крупным предпринимателям подумать, где средства размещать: замучаетесь пыль глотать, выручая свои средства оттуда обратно. Тогда это, слава Богу, не произошло. Это произошло сейчас. Но тогда уже говорили о том, что нужно работать на территории своей страны и возвращать капиталы.
Ю.П. Вы считаете, «рубануть» невозможно? Не будет эффекта?
С.К. С точки зрения чисто пропагандистской это, может, будет выглядеть эффектно. Но с точки зрения экономической это приведет к еще большим потерям.
Ю.П. То есть рассчитываем на господина Мнучина и на администрацию президента Трампа, что они выжмут наших офшорных деятелей на территорию России?
С.К. Для нас было бы более предпочтительно, если бы мы создали условия, при которых наши крупные владельцы капитала сами, без мотивации с той стороны, вернулись бы в Россию, работали здесь.
Нам нужны дополнительные инструменты для инвестирования. И госзаимствования могут быть, и национальный фонд можно использовать поактивнее. И я не очень понимаю, зачем нам профицит, если у нас проблемы с инвестированием.
На данном этапе надо искать все возможности, какие только есть, для того, чтобы получить источники для финансирования. Создать условия для того, чтобы предприятия инвестировались, уменьшить налог на прибыль, потому что из прибыли все инвестиции идут. Другие инструменты посмотреть. Закрыть эти разрывы, если они возникают. Как раз этими средствами.
Ю.П. Думаете, после обращения президента к премьеру, чтобы пересмотрели фискальную нагрузку, будут изменения для бизнеса и граждан?
С.К. Надеюсь, что пересмотрят. Когда президент говорил о фискальной нагрузке, он говорил, конечно, о юридических лицах. Потому что население неналоговые платежи, слава Богу, не платит.
Ю.П. А акциз на топливо, который нам впаяют с 1 января 2019 года?
С.К. Ну, это будут платить заправочные станции, владельцы нефтяных компаний. Но косвенно, конечно, вы правы. Мы третий год уже бьемся над неналоговыми платежами и никак пока не добьемся. На следующей неделе назначена очередная встреча у Силуанова, опять будем обсуждать эту позицию.
Мы сказали: давайте примем закон о неналоговых платежах и напишем там, что будет реестр неналоговых платежей, его будет вести Минфин, что ни один платеж не обязан ни один предприниматель платить, если он не внесен в этот реестр. Тогда будет понятно предпринимательскому сообществу, депутатам Госдумы, которые тоже сегодня не знают, сколько этих платежей.
Ю.П. В правительстве вас слышат?
С.К. Мы подготовили закон, и вроде бы все согласились. И Минэк, и Минфин. Потом дошло до правительства, подключились депутаты, и вдруг появилось другое предложение: давайте разделим и включим в Налоговый кодекс ряд платежей, по-моему, 6 или 8. Мы говорим: граждане, дорогие, но тогда за этим следом пойдет и другая мера ответственности, если они попадут в Налоговый кодекс, вплоть до уголовной.
Ю.П. То есть вы на свою голову придумали еще 6 налогов?
С.К. Совершенно верно. А остальные, они говорят, давайте отрегулируем законом о неналоговых платежах. Потом появилась идея, что не надо вообще никакого закона. Давайте эти 6 или 8 законопатим в Налоговый кодекс и будем с ними работать как с налогами. А остальные относятся к сфере услуг, другим каким-то платежам, и вроде как больше и регулировать нечего. Но тогда новые введения никто не остановит. Их никто не ограничит.
В прошлом году, наши эксперты посчитали, порядка триллиона рублей все эти неналоговые платежи по стране составили. Причем для разных сфер бизнеса они разные. Для некоторых они сопоставимы с налоговой нагрузкой. Это, конечно, серьезно беспокоит бизнес.
Мы говорим: давайте примем закон, который запретит новые вводить, давайте хоть какую-то черту поставим, на этом закончим и каждое новое введение чем-то ограничим. Бизнесмену неважно, куда мы их отнесли, ему все равно придется платить, а завтра появятся новые. Поэтому мы говорим, давайте введем регулирование нововведений. Надеюсь, договоримся.
Эксперт: Катырин Сергей
Тематики: Налоги / Неналоговые платежи / Финансы / Экономика и бизнес / Экономика и финансы
Источник: Царьград
